Анатолий Халаберда: «Добрую память об этом замечательном человеке сохранят многие и многие газовики и нефтяники»

Из множества людей, с которыми мне довелось познакомиться за 45 лет работы в нефтяной и газовой промышленности, Василия Александровича Динкова по его человеческим и профессиональным качествам я вижу в первой пятерке — где-то между Валентином Дмитриевичем Шашиным, Петром Сергеевичем Васильевым, Рафхатом Шагимардановичем Мингареевым и Николаем Константиновичем Байбаковым.

Все они оставили огромный след в моем миропонимании и в моей памяти, поскольку обладали теми качествами, которые мне импонировали и которыми самому хотелось бы обладать — колоссальной работоспособностью, умением брать на себя ответственность, добиваться решения поставленных перед ними задач (на каком бы уровне служебной иерархии они не находились), высоким профессионализмом, умением выслушивать и воспринимать мнения подчиненных. Нс менее ценно для меня было и то, что все они счастливо сочетали эти качества с уважительным отношением к подчиненном, умением понимать их нужды и заботы и никогда на моей памяти никто из них не опускался (как это часто бывает с руководителями) до унижения их (подчиненных) человеческого достоинства, что впрочем, не исключало, в соответствующих ситуациях, необходимой требовательности и строгости.

С Василием Динковым я познакомился в 1949 году, когда было объявлено о приеме на геологический, нефтяной и нефтехимический факультеты Краснодарского филиала Азербайджанского индустриального института (АзИИ), который должен был открыться к началу учебного года.

В то время нефтяная и газовая промышленность (особенно последняя с открытием на Кубани газоконденсатных месторождений) были «на слуху», и естественно, что многие молодые люди, окончившие в 1949 году десять классов, подали заявления в приемную комиссию этого филиала. Сдали экзамены и были зачислены прошедшие небольшой конкурс где-то около 100 человек. Нам было велено явиться в конце августа, чтобы узнать расписание занятий и уточнить, где эти занятия будут происходить. Однако где-то в середине августа нас вдруг собрали и поставили в известность, что по каким-то неясным причинам филиал открыт не будет. Нам было предложено забрать свои документы и попытаться поступить в другие вузы. Надо ли говорить, как мы были возмущены! Это возмущение, после неизбежной в таких случаях разноголосицы, вылилось в «петицию» на имя тогдашнего первого секретаря Краснодарского крайкома КПСС Игнатова. Он принял наших «ходоков» (это были, в основном, бывшие фронтовики и если мне память не изменяет, среди них был и Василий), выслушал и пообещал попытаться решить проблему. Буквально через несколько дней нас известили, что филиал все-таки открыт не будет, но по договоренности с ЦК Компартии Азербайджана, всем желающим (из нашей сотни) предоставляется возможность поехать в г. Баку и учиться в АзИИ. Разумеется, согласились все. Тут нужно сказать, что в связи с таким решением властей в АзИИ сложилась довольно сложная ситуация.

Сложность заключалась в том, что в АзИИ к тому времени уже был произведен набор полного состава студентов, и поскольку лимит стипендий был ограничен, то нас, как иногородних и «пострадавших» зачислили со стипендией, а соответствующее количество бакинских ребят вынуждено было учиться без стипендий. Естественно, что нас — нежданных конкурентов, многие невзлюбили, что потребовало от нас дополнительного рвения в учебе.

Поехали мы из Краснодара все вместе в поезде, который в народе именовали «500-веселый» видимо за то, что состоял он, в основном, из товарных, а не пассажирских вагонов. Нам действительно было весело, и всю дорогу из наших вагонов раздавались песни и хохот — ведь ехала сотня молодых здоровых людей, так удачно решивших свои проблемы с поступлением в ВУЗ.

В Баку нас встретили представители института и прямо с вокзала доставили в общежитие. Ночь мы провели в вестибюле, а наутро были размещены по комнатам, в том числе и в полуподвале, окна которого лишь на треть возвышались над тротуаром. Но нас это нисколько не смущало. Мы были счастливы, что приняты в институт и что у нас есть крыша над головой. Мы не были избалованы. Ведь за плечами оставалась только что закончившаяся тяжелейшая для всех (не только для солдат) война. Ведь был всего лишь 1949 год — четвертый мирный год.

В институте тоже все быстро «утряслось». Нас распределили по группам, в которых (в связи с нашим неожиданным, и для руководства института, прибытием) оказалось по 40 — 45 человек, т.е. сверх всякой нормы. Волею судеб я попал в одну группу с Василием. Начались студенческие будни. Первые два года для всех нас были очень сложными. У многих война прервала учебу в школе на несколько лет (у кого служба в армии, у кого оккупация, у кого эвакуация) и к тому же знания бакинцев были более основательными. Наши же (краснодарцы) по общим дисциплинам «хромали» на обе ноги. Чтобы не быть «отсеянными», да еще и стипендию получать, что для абсолютного большинства из нас было совершенно необходимым условием для учебы в институте, занимались весьма и весьма напряженно.

И все же по итогам двух сессий первого курса многие были отчислены за неуспеваемость, большинство из удержавшихся сдали экзамены в основном на тройки (благо стипендию платили и при таких оценках), и только Василий окончил первый курс с отличными оценками по всем предметам и стал первым (по крайней мере в нашей группе) стипендиатом-отличником. Надо сказать, что обычная стипендия первокурсника в нефтяном институте была 395 рублей и на нее при известной экономии можно было жить. Повышенная же стипендия была где-то под 500 рублей и ее хватало для вполне приличной (по нашим тогдашним послевоенным меркам) жизни. «Отсев» за неуспеваемость на первых двух курсах был значительным. Достаточно сказать, что наша группа на первом курсе насчитывала 44 человека, а получили дипломы всего 16.

Я так подробно останавливаюсь на этом периоде жизни Василия, чтобы показать, как нелегко было ему, человеку прошедшему войну, фронт, уже на начальном этапе приобщения к профессии газовика и нефтяника приобрести знания и получить звание инженера по разработке газовых месторождений, которое он с таким достоинством и так успешно реализовал, пройдя по всем ступеням производственно-служебной иерархии и завершив карьеру в ранге министра газовой, а затем нефтяной промышленности огромной страны — СССР.

Здесь хочу сделать небольшое пояснение. Газовиком Василий стал чисто случайно. После второго курса, когда было закончено изучение общеобразовательных предметов, все группы деканат разделил по специализации. Были группы нефте-промысловиков, морских нефтепромысловиков, буровиков, газовиков. Нашу 242-ю группу ориентировали на добычу газа, т.е. основным предметом для нас стала разработка газовых месторождений. Этот предмет вел у нас профессор Михаил Хосрович Шахназаров. Он нам рассказывал о своем приобщении к газовой промышленности: «В конце 1920-х годов, когда „Азнефть“ возглавлял А. Серебровский, он однажды пригласил меня к себе и объявил о решении направить меня в Соединенные Штаты Америки изучать газовое дело, поскольку специалистов в этой области у нас нет. „Но я же занимаюсь проектированием паровозов“, — сказал я ему, вспоминал Шахназаров, — „Ну и что из того? Вы грамотный инженер — разберетесь и с газовыми проблемами“».

Это был высококультурный весьма эрудированный ученый и талантливый педагог, и мы очень скоро оценили и его человеческие и профессиональные качества. Газовое дело стало нашим любимым предметом, хотя мы продолжали изучать факультативно и нефтепромысловое дело, и бурение, и разработку месторождений, и геологию. Институт безусловно дал нам обширные знания, что позволило всем нам, не зависимо от обстоятельств, быть вполне грамотными инженерами во всех областях, связанных с разработкой как газовых, так и нефтяных месторождений.

Возвращаясь непосредственно к Василию Динкову, не могу не сказать, что уже тогда, на начальном, студенческом этапе, Василий выделялся из всех нас, однокурсников, своей неутомимой работоспособностью, рассудительностью, ровным уравновешенным характером. Именно поэтому с первого и до последнего курса он был бессменным старостой нашей группы и достойно защищал наши интересы в необходимых случаях будь то перед деканатом или перед дирекцией института. У него всегда находились нужные слова и верный тон, чтобы погасить возникавшие иногда конфликты внутри группы. Причем делал он это как-то ненавязчиво, незаметно, так что казалось, что конфликтующие стороны пришли к согласию сами собой. Кроме того, Василий успешно сочетал учебу с работой. Не помню точно, но кажется с 3-го курса Василий стал работать (не знаю как правильно называлась эта должность) заведующим читального зала в нашем общежитии. Там была возможность вечером, после занятий в институте, позаниматься курсовым проектом, подучить пройденный материал и подготовиться к зачетам. Официально «читальня» была открыта с 19 до 23 ч, но мы краснодарцы, пользуясь знакомством с Василием, имели возможность заниматься до тех пор, пока он сам не прекращал занятия. Но я свидетельствую, что Василия пересидеть никто из нас не мог. Казалось исчерпано терпение самых усидчивых, а он все еще оставался и работал до тех пор, пока не докапывался до самой сути любого материала, любой формулы. И не удивительно, что все годы учения, начиная с первого курса, он все предметы знал на отлично, и мы были спокойны, что если что-то непонятно — Василий всегда разъяснит.

Огромная трудоспособность, настойчивость, с какой Василий овладевал знаниями, уже в студенческие годы давали основание предсказать его будущие успехи на производстве. Наши девочки (в группе было четыре студентки, окончившие институт) — еще в те годы частенько говорили: «Быть тебе Вася министром» — и оказались пророчицами.

После окончания института наши пути с ним разошлись в силу того, что он был направлен на работу в Краснодарский край и занимался вопросами разработки газовых и газоконденсатных месторождений, а я уехал в Татарскую АССР, где в начале занимался газом, но очень скоро переключился на добычу нефти. Тем не менее наши дружеские отношения, зародившиеся еще в студенческие годы, годы совместного обучения в одной группе и проживания (какое-то время) в одной комнате общежития, не прерывались до самой его кончины. Мы встречались то в Краснодаре, где он работал, а я приезжал частенько к родителям, то в Москве, куда Василия Александровича перевели на работу в Министерство газовой промышленности еще при легендарном министре Кортунове в 1966 году. И здесь, в Москве, Василий, начав работу в министерстве с должности начальника Главного управления по добыче газа, очень быстро, шагая сразу через несколько иерархических ступеней, не имея за спиной, как говорится, никакой «руки», уже в 1981 году возглавил Мингазпром. Отлично зная газовое дело и в теории и на практике, обладая редким сочетанием таких отмеченных ранее качеств, как трудолюбие, работоспособность, знание людей и умение с ними работать, не зависимо от того были это подчиненные или начальники, он стал блестящим министром, обладавшим огромным авторитетом и в ЦК КПСС, и в Совете Министров, и в Госплане СССР. Признаюсь, что именно поэтому, когда в 1985 году Василия Александровича Динкова назначили министром нефтяной промышленности, я, работая тогда в Госплане СССР, в нефтяном отделе и хорошо представляя себе всю сложность ситуации, в которой пребывала нефтяная промышленность страны, не одобрял в душе, как самого назначения (ведь Василий и по образованию, и по опыту работы был газовиком), так и согласия Василия принять это министерство. Но должен признать, что я был не прав. Василий быстро вошел в курс дел и блестяще справился с руководством новой для него отраслью. И по моим личным впечатлениям, и по отзывам работников Миннефтепрома, он легко (внешне, оставляя за скобками чего это стоило ему лично) вошел в курс проблем и в коллектив министерства и стал признанным лидером этой огромной и сложнейшей отрасли народного хозяйства.

Не сомневаюсь, что добрую память об этом замечательном человеке сохранят многие и многие газовики и нефтяники. Во всяком случае все те, кому посчастливилось знать Василия и работать с ним, надолго сохранят добрую память о нем и наверняка скажут своим детям и внукам: «Был такой министр Василий Александрович Динков. Вот это был министр!».

Мне приятно сознавать, что я был близко знаком и дружил с этим выдающимся человеком.